08.12.1971 | ||
когда Антону было 11 лет
| М.У.Лубакова первое непереработанное издание факсимильное издание в одном экз.
Издано лучшее произведение из многотомного собрания сочинения, состоящего не только из художественных работ типа рассказа для Кандаурова (1989 г.), но и из множества исписанных и недописанных тетрадей по литературе, русскому, ботанике, географии, истории, пению, математике и т.д., ценность которых определялась волюнтаризмом учителей и выражалась цифрами от 1 до 5.
ОГЛАВЛЕНИЕ
I Почему и о чем
II Многомерье
III Черновики и варианты
IV Рисунки
V Источники
I Почему и о чем
М.У.Лубаков (vocabulum - слово) написал свое произведение ко дню рождения своей матери Р.И.Никольской (Рудченко). Он думал долго, чем бы поразить ее, и хотел удивить большим, чем французскими духами. И это удалось!
"... Дедал, ты крылья сыну дал..."
|
Я проснулся. Я проснулся на берегу реки. Рядом со мной лежала моя собака Цыганка. Я зевнул, огляделся и увидел кошку. Она гордо шла по пляжу. Весь ее вид показывал, что она не боится ни меня, ни собаки. Я естественно показал Цыганке пальцем на кошку. Цыганка ее увидела и затявках побежала к кошке. Кошка остановилась в нерешительности. Я подумал: "Какая странная кошка, смелая слишком". Но все-таки кошка почувствовала недоброе и побежала назад. Цыганка и кошка побежала в кусты, а я остался один. Вдруг я увидел несколько человек, которые бежали прямо на меня. Они схватили меня и повели к жрецу. И тут я вспомнил, что у египтян кошка была священным животным! Жрец сказал, что за травлю священного животного меня надо продать в рабство. Я похолодел. Неужели я буду рабом!? Я проснулся. Я проснулся. Вышла мама, она сказала: "Иди и почисти свои сапоги". Я пошел чистить их на лестницу. Как только я начал намазывать гуталин на щетку, я неожиданно увидел людей, которые показывали на меня пальцами и что-то кричали. Чего им от меня надо? - подумал я: "За кого они меня принимают?" Речь этих людей стала более разборчива. Я услышал: "Колдун, колдун, вон какой маленький, а уже колдует, даже мазь у него колдовская есть". И я понял "колдовская мазь" была гуталином. Люди эти схватили меня и куда-то потащили. Я проснулся. Я проснулся. Хотелось попрыгать, побежать, размяться. Воздух был чист и свеж. Дул легкий ветерок с океана. Ни одного облачка на небе. Я огляделся и увидел не очень большую гору. "Вот теперь можно полазить" - подумал я и полез не гору. Гора выглядела не очень большой, но я уже полчаса забирался на нее. Склоны были крутые. Я устал и присел отдохнуть. Вдруг я услышал свист пуль. Я посмотрел вниз. Там стояли туземцы. Я догодался, что залез на священную гору, на которую по преданию туземцев Новой Зеландии нельзя залезать. Вдруг небольшой камень скатился по склону, такие камни нередко падают скалистой вершины горы. Я не заметил его. Камень развил такую скорость и с такой силой толкнул меня в спину, что я сам покатился вместе с камнем вниз. И я катился навстречу разъяренным туземцам. Я проснулся. Я проснулся. Пришел папа, принес "Правду". Я начал читать газету. Было интересно. Вдруг я услышал стук в дверь. Папа открыл дверь, и я увидел жандарма. Жандарм сказал: "Мы посмотрим нет ли у вас большевисткой литературы". Я понял: "Обыск". Я начал думать, куда бы мне спрятать большевистскую газету "Правда". Карманов как назло не оказалось ни в рубашке, ни в штанах. Жандарм начал уже обыскивать комнату. Я спрятал руки с газетой за спину. Вдруг жандарм посмотрел на меня и сказал: "Эй, мальчик, подойди сюда". У меня мурашки побежали по коже. Я проснулся. Я проснулся на берегу моря. Скучно. От нечего делать я стал кидать в море камушки. Неожиданно я увидел ораву орущих людей. Люди эти издавали нечленораздельные звуки. Они были одеты в шкуры, а черты людей были похожи на обезьян. Люди эти были сутулы и руки свисали почти до земли. Вдруг я заметил, что камни, которые я бросал в воду, были заточены с одного конца. А толпа неслась прямо на меня. "Они меня растопчат, ведь я уничтожил плоды их долгого труда!" - подумал я в эту критическую минуту. Я проснулся. Я проснулся. Я долго и упорно собирал гусиные перья. Потом я скреплял перья травой. На все это ушло два года. Я приделал получившиеся крылья к рукам. Потом я забрался на крышу дома и спрыгнул вниз. Но я не полетел, а камнем упал на землю и набил себе синяки и шишки. Тогда я решил развивать мышцы на руках. Я выполнял самую трудную работу. И вот однажды в ураганный ветер я второй раз прикрепил себе крылья. Я решил на крышу не забираться. Я разбежался, прыгнул и полетел. Ветер понес меня над лесом. Но вскоре ветер стих и я начал падать. Ветки деревьев - все ближе и ближе - писал я свой рассказик. Что-то мне в моем рассказике не понравилось. Я не успел сообразить, что не понравилось, мне в этом рассказике, как вдруг почувствовал удар по спине. Я оглянулся и увидел дьяка, который сказал: "Опять ты мораешь бумагу на свои глупые фантазии. Я же тебе сказал - переписывать священные писания. Я тебя выпорю за это." Я проснулся. Я проснулся. Захотелось что-то поесть. Я раскрыл буфет. Очень странно. В буфете не было почти ничего. Стоял только стаканчик с мукой и несколько кусочков печенья с маленьким кусочком сахара, которые лежали в сахарнице. Я посмотрел в хлебницу. Там лежало шесть кусочков заплесневелого черного хлеба. Вдруг я увидел лежащих на столе пачку сухарей, маленькую плитку шоколада, три куска сахара. Я съел все это и сахар положил в сахарницу. Потом часа через два пришла мама. Она начала что-то искать на кухне, а потом спросила меня: "Ты не видел паек, который должен был принести папа?" И тут я понял, что съел паек моего папы. Я проснулся. Я проснулся. Я находился в лесу. Я встал, подошел к ближайшему дереву и сделал свои насущные потребности. Вдруг я услышал резкий крик. Я оглянулся и увидел человека в странной одежде. За спиной человека был колчан со стрелами, а в руках он держал лук. Этот человек что-то закричал. Прибежало еще несколько человек. Они схватили меня и привели к толмачу. Рядом с толмачем сидел хан Батый. Батый что-то сказал сказал толмачу. Толмач повернулся ко мне проговорил: "За осквернение места около шатра хана ты должен умереть!" Меня опять куда-то повели. Вдруг я увидел обезображенные трупы. Я вскрикнул и попытался вырваться, но вырваться я не мог. Я проснулся. Я проснулся. На улице было много снега. Мне захотелось погулять. Я вышел на улицу и начал лепить снеговика. Вдруг ко мне подошел какой-то человек в черной одежде. Он грозно заговорил: "Опять идола лепишь! Отец твой еретик и ты тоже?! Бог един, он кажет всех вас глупых язычников!" Он не слушал мои уверения, что я леплю не идола, а сноговика. Монах был разъярен. "Как ты смеешь, паршивец, идола лепить? Из дерева еще не может, так из снега!" Потом он взял меня за руку и куда-то повел. Я проснулся. Я и проснулся и подумал посмотрю-ка я еще раз на мой рассказ. Я подошел к столу и стал перечитывать свой рассказ. Вдруг кто-то спросил меня: "Кто научил тебя писать эти рассказы?" Я оглянулся и увидел людей в черных балахонах. Я ответил: "Папа". Один человек сказал очень грозно: "Арестовать отца этого безбожника!" Я проснулся. Я проснулся. Меня разбудил папа. Он говорил: "Вставай! Пора идти в школу. Вставай". И я подумал: "Не проснуться ли мне еще раз?"
| |